Попытки расшифровать майяскую письменность начались вскоре после испанского завоевания в 1520 г. Первыми исследователями иероглифики майя стали испанские монахи, которые пытались обратить майя в христианскую веру. Самым известным из них был Диэго де Ланда, третий епископ Юкатана, который в 1566 г. написал труд, названный "Сообщения о делах в Юкатане". В эту работу Ланда включил краткое изложение своего понимания майяской системы письма. По его мнению, иероглифические знаки были буквами алфавита, наподобие алфавитов индоевропейских языков. Он сделал наброски знаков, любой из которых был отмечен буквами А, В, С и т. д. К сожалению, Ланда не смог понять, что знаки майя были всем, чем угодно, но только не алфавитными. Так либо иначе, его труд лежал неоцененным в течение трех столетий.

Первую значительную научную попытку расшифровать письменность майя предпринял Эрнст Фёрстеманн, сотрудник Королевской библиотеки в Дрездене. В 1880 г. он занялся изучением иероглифов в кодексах (сохранившихся книг из луба, из которых самая известная - Дрезденский кодекс - имелась в Королевской библиотеке) и на нескольких известных в то время резных каменных монументах. За четырнадцать лет Фёрстеманн разгадал сложный календарь майя. Он показал, что календарь базировался на парных циклах в 260 и 365 дней и календарная дата как правило отмечалась по своей позиции в обоих циклах. Так как определенная комбинация даты, записанной в обоих циклах, повторялась каждые 52 года, летописцы майя записывали еще положение даты в больше точном "длинном счете", линейном летосчислении, начало которого приходится на 3114 г. до н. э.

Благодаря работам Фёрстеманна и прочих исследователей (к примеру, американца Джозефа Гудмэна, предложившего в 1905 г. корреляцию между майяским и христианским календарями, которая до сих пор широко принята) весьма рано стало ясно, что счет времени был чрезвычайно важным для майя. Впрочем система летосчисления могла иметь множество контекстов, включая исторический, религиозный и мифологический, и ученым не было ясно, что содержали в себе некалендарные части майяских надписей.

Первый шаг к пониманию некалендарных надписей сделал иной немецкий ученый, Пауль Шелльхас, который определил многих богов и их имена в рукописях. Работа Шелльхаса над рукописями позволила с большей уверенностью предположить, что надписи майя были религиозными либо мифологическими по своему содержанию, и эту точку зрения разделяли многие исследователи вплоть до 60-х годов. По мере расширения археологических исследований в первые десятилетия XX в. были найдены многочисленные надписи на камне и керамике, которые могли служить материалом для проверки данной гипотезы. К сожалению, не смотря на значительные усилия ведущих специалистов по эпиграфике тех лет - Сильвануса Г. Морли и Дж. Эрика С. Томпсона, - исследователи мало продвинулись вперед в расшифровке некалендарных текстов.

Удивительно, что ни в одной из ранних попыток расшифровки этих текстов не был использован загадочный "алфавит" Ланды, открытый вновь в 1860-х годах. Вероятно, одной из главных причин отсутствия научного интереса к этому "алфавиту" была уверенность в том, что по крайней мере некоторые из иероглифов майя были логографами: знаками, заменяющими целые слова. К примеру, один из двадцатидневных месяцев в 365-дневном цикле назывался "Летучая мышь", и знак месяца изображал летучую мышь. Там, где Ланда видел буквы, ранние эпиграфы видели целые слова, в конечном итоге интерес к его труду был утрачен.

Первое достижение в понимании формальных аспектов письменности майя было произведено молодым советским ученым Юрием Кнорозовым из ленинградского Института этнографии АН СССР, который вернулся к Ланде и тщательно проанализировал его труд. Ю. Кнорозов убедился, что список Ланды не был алфавитом, но он не отверг его совершенно по данной причине. Напротив, он пришел к выводу, что этот список есть результат недопонимания, возникающего между представителями различных культур. К примеру, прося помогавшего ему индейца написать букву "Ь" (произносимую "beh" по-испански), Ланда получал майяский знак слога "beh".

Кнорозов предположил, что "алфавит" Ланды в действительности являлся "силлабарием", либо списком слогов. Любой знак в нем соответствовал определенной комбинации одного согласного с одним гласным. Соединенные совместно знаки были фонетической записью слов; нередко слова имели форму согласный - гласный - согласный. Так как лишь немногие слова майя оканчиваются на гласные, конечный гласный мог выпадать при произнесении слова. Но когда слово записывалось, согласно Кнорозову, писец должен был выбрать слог, который включал бы тот же гласный, что и начальный слог. Принцип соответствия между начальным и конечным гласными Кнорозов назвал сингармонией.

Для подтверждения своей гипотезы Кнорозов обратился к рукописям. Он взял слово, которое, как считалось, означало "индюк". На языке юкатанских майя (крупная группа современных майяских языков - одна из максимально близко связанных с языком древних надписей) индюк называется словом "куц". Кнорозов начал со знака Ланды, передающего звук "к", который он интерпретировал как слог "ку". Второй знак в паре иероглифов, передающих слово "индюк" в соответствии с принципом сингармонии, похоже, означал слог "цу". После этого он обратился к двум знакам, которые в кодексах, как полагали, означают "собака". Первый знак был гипотетическим "цу", второй - буквой "л" алфавита Ланды, которая теперь интерпретируется как слог "лу". "Цул" либо "цу-л(у)", как древние майя произносили его, было старым юкатекским названием собаки.

Работа Кнорозова была выдающимся достижением и обоснованность ее главных принципов - сингармония и слоги - теперь не вызывает сомнения. Прошло много лет после завершения Кнорозовым данной работы в 1950-х годах, прежде чем она была признана на Западе. В то же самое время двое западных исследователей достигли столь же немалых успехов в понимании содержания надписей. Генрих Берлин, независимый ученый, который жил в Мехико и занимался еще бизнесом, отметил, что определенная категория знаков, которые он назвал эмблемными, либо гербовыми иероглифами, по всей видимости, означает или города, или правящие в них фамилии. Как мы покажем дальше, эмблемные иероглифы сейчас являются важным объектом исследований в сфере письменности майя.

В 1960 г., всего через два года после работы Берлина, Татьяна Проскурякова из Института Карнеги в Вашингтоне наметила иной поворотный этап в исследовании майяского письма. Проскурякова, которая вошла в майянистику как архитектор, занималась составлением таблицы изменений в художественных стилях майя. Данная работа требовала точной фиксации дат на монументах для датировки стилистических фаз. Результат оказался неожиданным: группы дат на монументах соответствовали периодам жизни того либо иного человека. На примере надписей из Пьедрас-Неграс в Гватемале Проскурякова убедительно показала, что записанные даты отмечали события в жизни указанных в надписях правителей и их семей. Вклад Кнорозова, Берлина и Проскуряковой произвел переворот в представлениях как о форме майяской письменности, так и о ее содержании. Первый раз было установлено, что эта система письма включает как логографы, так и знаки для обозначения слогов типа С - Г (согласный - гласный). В то же время стало ясно, что содержание надписей обычно имеет отношение к историческим событиям из жизни правящей элиты, а не к неперсонифицированным религиозным либо мифическим повествованиям. Значение этих новаторских работ так же не раскрыто совершенно, и в последние 10 лет исследования в данной области продвигались вперед особенно быстро.

В конечном итоге сейчас стало возможным попытаться сделать обзор системы письменности майя и ее содержания. Основными элементами данной системы служили знаки, которых известно около восьмисот. Как правило знаки имеют вид квадрата либо продолговатого овала; один либо несколько знаков могут располагаться совместно, образуя так называемый иероглифический блок. Многие такие блоки находятся в определенном порядке в прямолинейной решетке, которая определяла пространственные рамки для большинства известных надписей. Внутри данной решетки иероглифические блоки образуют ряды и колонки, чтение которых подчинялось особым правилам.

Знаки были в значительной степени пиктографическими и нередко изображали со многими деталями животных, людей, части тела и предметы быта. Пиктографический принцип максимально заметно проявляется в надписях, состоявших из "полнофигурных" иероглифов, в которых индивидуальные знаки и цифры изображались как бы взаимодействующими друг с другом. Это, впрочем, не обозначает, что майя имели простое пиктографическое, либо рисуночное письмо. Напротив, комбинация слогов С - Г и логографов давала писцам возможность записывать слова в текстах детально.

Отчасти данная гибкость проистекала от наличия двух типов знаков. К примеру, один сильно распространенный почетный титул в текстах майя читается как "ахав", что обозначает "правитель" либо "знатный". "Ахав" может быть записан в логографической форме в виде головы в профиль с особой головной повязкой либо шарфом, которые отличали высшую знать в майяском обществе. Но это же слово можно было записать в виде комбинации из трех фонетических слоговых знаков: "а-ха-ва". Подобным образом слово "пакаль" - "щит" - могло быть обозначено изображением щита либо комбинацией трех фонетических слоговых знаков: "па-ка-ла".

Так как многие знаки майя остаются нерасшифрованными, невозможно определенно определить относительное соотношение логографических и слоговых знаков. Число расшифрованных слоговых знаков продолжает расти, и сегодня около пятидесяти процентов силлабической решетки заполнено. (Силлабическая решетка представляет собой схематическое соотношение гласных и согласных разговорного языка майя и тем самым совокупность знаков, требующихся в письменном языке.) Половина решетки может показаться недостаточной, впрочем следует помнить, что открытие структуры слоговых элементов - основной вклад Кнорозова - было произведено чуть больше 30 лет назад. Больше того, многие слоги С-Г, которые уже понятны, попадаются нередко. Много пустых мест в силлабической решетке остаются таковыми, потому что эти знаки редко попадаются в языке и их труднее перевести, чем обычные. Несмотря на то, по мере привлечения новых источников фонетическая расшифровка будет вестись все быстрее. Одна из характерных черт майяской письменности, которая может усложнить данный процесс, - наличие различных знаков с одним значением. Два знака, имевших одно и то же значение, известны как аллографы. Подобные графические эквиваленты обычны в текстах майя, и оценивая фонетическую интерпретацию слога, весьма важно определить как можно более вариантных форм. Процесс распознавания аллографов зависит от кропотливой работы по сопоставлению многих текстов для определения вариантов записи одного и того же слова.

Аллографы не связаны только с фонетическими слогами. В логографической форме замещения одного иероглифа иным для передачи одного слова могут быть использованы несколько знаков. К примеру, майяское слово "кан" (либо "каан") может иметь значения "змея", "небо" либо "четыре", подобно тому как английское слово "tie" может означать "галстук", а ещё "игру вничью", либо равный счет в атлетическом соревновании. Одинаковое звучание этих слов служило древним писцам основой для игры слов. Правда, замена одного знака иным зачастую граничит с каламбуром, как в случае, когда знак "неба" располагается в контексте, в котором он должен быть переведен как "четыре"

Эти эквивалентные значения не просто определить и они могут служить примером тех проблем, с которыми сталкиваются ученые текстов майя. Не смотря на эти проблемы, расшифровка в последние годы ведется сильно быстрыми темпами.

Что удалось узнать о самих майя на основе этих открытий? Интерпретируя информацию, содержащуюся в текстах, следует помнить, что иероглифика проливает свет только на одну сторону пирамидальной структуры майяского общества - элиту. Надписи заказывались правящей элитой и включали в себя только ту информацию, которую правители считали важной. Данная информация сильно ценна для исследователей, и она обязана быть тщательно проанализирована. В отношении подавляющего большинства майяского населения - земледельцев, мелких ремесленников, торговцев, каменщиков - письменные памятники молчат.

Что считала для себя важным правящая элита? Первостепенное значение придавалось родовым связям и политической власти. Берлин и Проскурякова раскрыли имена правителей и их жен в таких городах, как Паленке, Пьедрас-Неграс и Иашчилан, и составили списки правителей. Позднее работа велась вне списков правителей для выяснения родственных связей между людьми, поименованными в надписях. В ходе данной работы стало ясно, что в течение классического периода власть передавалась от отца к сыну, как это было в наследственных монархиях Европы.

В надписях много места уделено отношениям между отцами и сыновьями в правящих родах и иным родственным отношениям. Точно, эти отношения имели большое значение для правителей майя. По-видимому, семейные связи были основополагающими для политической организации общества майя. Браки между правящими родами различных государств играли важную роль в дипломатии и заключении союзов. Внутри отдельных государств члены царской семьи, не принадлежавшие к прямой линии трона, зачастую выполняли значимые роли в государственном управлении.

Прочие представители знати становились искусными ремесленниками, как об этом свидетельствует керамический сосуд из района Наранхо в Северной Гватемале. Данный сосуд, происходящий, к сожалению, из ограбленного погребения (разграбление археологических памятников лишает аборигенных народов культурного наследия, а археологов - подробной информации о происхождении артефактов), подписан его создателем. Подпись частично читается: "Сын владыки (ахав) Наранхо и госпожи из Йашха". Многие художники оставляли собственные подписи на керамике и каменных монументах. Несколько имен нередко обнаруживают на одной скульптуре, что свидетельствует как о совместной работе нескольких скульпторов, так и о ценности, придаваемой произведениям знаменитых мастеров.

Из вышесказанного следует, что многие правители, их родственники и ближайшие подчиненные сейчас могут быть установлены по именам и положению в строгой социальной иерархии майя. Впрочем все это дает лишь смутное представление о культуре майя. Об укладе жизни остальных членов майяского общества практически ничего не известно, имеются только намеки. Большая часть текстов майя описывают лишь основные эпизоды в жизни правителей и только такие, которые имеют прямое отношение к статусу владыки, такие как рождение, восшествие на престол, смерть и погребение. Составить представление о майяском обществе, исходя из данной информации, более-менее, все равно что пытаться реконструировать английское общество XIX в., изучая надгробия в Вестминстерском аббатстве.

Прочие надписи чуть больше содержательны и описывают некоторые стороны ритуальной жизни элиты, включая игру в мяч, которой увлекались все мезоамериканские народы и которая до сих пор мало ясна ученым. Ряд очаровательных текстов сопровождает каменные "моментальные снимки" игроков в богатом убранстве. Как правило это двое мужчин, обменивающиеся ударами значительного мяча из каучука. К сожалению, сопровождающие надписи ничего не говорят о правилах либо количестве набранных очков в игре. В то же время они сообщают нам, что правители зачастую самолично играли в мяч: нередко в текстах правитель называется "ах пиц", либо "игрок в мяч".

Из особых обрядов, описанных в текстах, максимально распространенными были обряды индивидуальных кровопусканий и сжигания благовонных курений, в которых представители знати предлагали самое ценное - часть своей крови - богам в обмен на божественное к ним благоволение и поддержку. Эти обряды нередко совершались в такие значимые моменты, как восшествие на престол, объявление наследника либо празднование особого календарного цикла. Впрочем эти ритуалы были весьма существенны (и их дополняли прочие, в которых проливалась кровь пленников), было бы неверным придавать обрядам кровопускания первостепенное значение.

Несмотря на то, ведение войн между городами-государствами в действительности имело важное значение. Захват пленников, по-видимому, считался обязанностью владыки и предметом его гордости: один царь из Йашчилана почти всегда упоминается как "тот, у кого 20 пленников". В некоторых случаях, похоже, войны вели к тому, что власть и контроль над территориями переходили из рук в руки. Один из районов в низменностях майя, откуда происходят обширные свидетельства (памятники, письменные упоминания) о ведении войн между государствами, - это район озера Петешбатун в Гватемале. Согласно обнаруженным тут надписям, на протяжении сорока лет отношения между городами-государствами изменялись от дружественных до враждебных и обратно. В это же время государство с центром в Дос-Пиласе в районе Петешбатуна осуществило несколько военных набегов, быстро увеличилось в размерах и почти столь же быстро утратило свою власть над захваченными землями и сократилось до прежних размеров.

Памятники из Дос-Пиласа свидетельствуют, что войны играли существенную роль в майяском обществе. Наряду с тем надписи из прочих ареалов говорят о том, что войны не всегда велись с целью захвата и, наверное, во многом носили ритуальный характер. У ученых пока отсутствуют данные, позволяющие оценить, в какой степени войны были захватническими. Впрочем недавнее открытие точных названий городов приведет к больше ясному пониманию майяской территориальной политики.

Иероглифы, обозначающие населенные пункты, прекрасно известны в прочих мезоамериканских системах письма, но вплоть до настоящего времени представления о названиях городов в ареале майя были довольно смутными. Понятие эмблемных иероглифов, выдвинутое Берлином, было большим шагом вперед, но оно не было убедительным. Впрочем Берлин считал, что иероглифы-эмблемы имели географическое значение, он не мог быть уверен, к чему именно они относились: к династиям, отдельным городам либо государствам, включающим в себя более чем один город. Вслед за Питером Матьюзом из Университета в Калгари, большая часть исследователей сейчас полагают, что эмблемные иероглифы имеют отношение к политическим объединениям либо городам-государствам, превышавшим размеры одного центра. Некоторые из их максимально интересных новейших работ преследовали цель понять роль аналогичных центров в рамках майяской территориальной политики.

Внутри этих государств отдельные города ещё имели собственные названия, которые, передавались иероглифами в надписях. Некоторые из названий объясняются природными особенностями определенных местностей. Город Агуатека, так же в районе Петешбатуна, назывался древними майя "К'инич Виц", либо "Обращенный к Солнцу Холм". Это название включает знак "холма", раздвоенного на вершине, так как сам город находился на вершине холма, разделенного на две части расщелиной глубиной больше 50 м.

Вероятно, наибольшее число особых названий найдено в знаменитом городе Тикаль в Гватемале. Тут в надписях указаны многие центры и районы города, и впрочем не все из этих названий переведены, большая часть из них, очевидно, относится к отдельным зданиям либо комплексам зданий. Названия, которые майя давали этим сооружениям, содержат указания на то, как они выглядели. Некоторые из погребальных пирамид, к примеру, имеют названия, включающие слово "виц" - "холм", которое говорит о том, что майя понимали их как рукотворные горы. Покрытые надписями каменные стелы, которыми усеяны площади майяских городов, нередко упоминаются в надписях как "камни-растения" либо "камни-деревья". В буквальном смысле майя мыслили собственные города, состоящими из гор и деревьев.

Для майя наименования предметов не исчерпывались зданиями либо монументами. Как было не так давно установлено, нефритовые украшения, каменные сосуды, керамика, музыкальные трубы из раковин и прочие предметы носили собственные свои названия и имена их владельцев. Более всего этих надписей на керамических сосудах. В 1971 г. Майкл Ко из Йельского университета объявил, что большинство текстов на сосудах включает один и тот же ряд иероглифов, который он назвал Первичным стандартным неподалеку. Основываясь на анализе сопровождающих тексты расписных сцен (в основном мифологических), Ко предложил свою трактовку содержания Первичного стандартного ряда, который, по его мнению, имел отношение к "Пополь Вух", эпосу о творении майя, пережившему испанское завоевание.

Совсем относительно недавно, впрочем, многие из знаков в текстах на глиняных сосудах были расшифрованы фонетически и семантически, и появилась абсолютно иная их интерпретация. Один из нередко встречающихся иероглифов был переведен как "расписанный", иной - как "его блюдо" (либо "горшок"), третий же - как "какао". После этого следует имя владельца сосуда. Данная частичная расшифровка дает возможность утверждать, что надписи на сосудах в действительности указывали на их владельцев, назначение и содержимое. Данная новая интерпретация - частный случай больше общей тенденции перехода от трактовки содержания надписей как мифических и неперсонифицированных к историческим и личностным, наметившейся после первых же успехов в расшифровке письменности майя.

В течение последних десяти лет прогресс в расшифровке был впечатляющим. В конечном итоге мы получили новые сведения по истории, языку, социальной и политической организации и ритуальной жизни майя. Наряду с тем многие надписи остаются непонятными и почти все тексты содержат иероглифы, которые не могут быть совершенно истолкованы. В некоторых досадных случаях знаки могут быть расшифрованы фонетически, но их значение, наверное, утрачено окончательно и бесповоротно, поскольку эти слова более не существуют в современном майяском языке либо в дошедшем до нас словаре. Прочие иероглифы несмотря на то, безусловно, уступят будущим усилиям ученых, занимающихся расшифровкой текстов. В дальнейшем нас ждут неожиданные открытия в неизведанной части данной самой развитой из доколумбовых письменностей.