Информационно-развлекательный портал » Интересные факты » Мировые религии » Христианство » Буддизм в сравнении с христианством
Информационно-развлекательный порталГлавная
ЗдоровьеЗдоровье
» Женское здоровье
» Мужское здоровье
» Интимные отношения
» Правильное питание
» Похудение и диеты
» Новости медицины
Гадания онлайнГадания онлайн
Домашние рецептыДомашние рецепты
Цитаты и афоризмыЦитаты и афоризмы
Стиль жизниСтиль жизни
Интересные фактыИнтересные факты
» Мировые религии
» Мифы и секреты предков
» Знаки Зодиака
» Про инопланетян
» Мистика и непознанное
» Нумерология
» Толкование снов
» Праздники
Флеш игрыФлеш игры
Теплица «Надежная-3»
Значение имён
» Мужские имена
Александр
Сергей
Евгений
Дмитрий
Артём
Максим
» Женские имена
Анастасия
Анна
Елена
Юлия
Ольга
Татьяна
Что такое любовь?
Любовь - значимая часть человеческой жизни, с этим не поспоришь. А это означает, с ней могут возникнуть проблемы. А если проблемы, надо их решать. Отсюда - часть большой науки психологии, её значимый раздел - психология любви.

Как бросить курить?
По словам медиков, уже через несколько дней после того как курильщик бросит курить у него нормализуется артериальное давление, восстановится работа сердца и улучшится кровообращение конечностей. Через восемь часов нормализуется количество кислорода в крови.

Буддизм в сравнении с христианством

Буддизм в сравнении с христианствомРелигия есть высшая, более ценная функция человеческого духа. Все ценное, подвергаясь искажению, может дать отрицательные явления. При этом искажение наивысших проявлений духа дает более тяжелые формы зла: Corruptio optimi pessima. Этому закону подпадает также и религиозная жизнь человека. Поэтому, сталкиваясь с отрицательными явлениями религиозной жизни, многие люди бывают как бы ушиблены религией, в особенности христианством, и, не умея отличить идеальную, Божественную сторону религии от воплощения ее в земной жизни и от искажений ее людьми, начинают отвергать тот либо другой вид религии либо даже всякую религию и ненавидеть ее.

Сейчас возникло особенно много людей, возненавидевших христианство, борющихся с ним и в данной борьбе противопоставляющих христианству какую-нибудь другую религию либо суррогат религий. Между прочим к числу таких восхваляемых за счет христианства религий принадлежит буддизм.

“Предрасположение к буддизму на Западе”, говорит Кожевников, “создалось в значительной степени благодаря философскому учению Шопенгауера и Гартмана, учению, от которого, безусловно, веет холодом буддийского пессимизма. На данной почве, в сочетании с подлинной индусской метафизикой, стали за последнее время появляться опыты построения уже целой религиозно-нравственной системы, предназначаемой для замены собою христианства. Таковы, к примеру, произведения Теодора Шульце “Веданта и Буддизм как ферменты для будущего возрождения религиозного сознания в пределах Европейской культуры” (Лейпциг) и “Религия будущего”, выдержавшая уже три издания. Исходя из положения, будто основы христианства отжили свой век, а христианские церкви держатся исключительно помощью полицейского государства, сочувствием женщин, да силой Дарвинова закона наследственности, автор “озаботился заготовить новые обоснования для наиболее полного и свободного религиозного сознания, приспособленного к потребностям высокой современной культуры”. Такие основы, по его мнению, дает индусская философия в ее этической переработке буддизмом”

Теософическое общество также не мало содействовало возрождению сочувствия к буддизму в Индии и успеху буддизма в Европе. Особенно потрудился на пользу буддизма полковник Олькотт, основавший наряду с Блаватской Теософическое Общество. В своем “Буддийском катехизисе” Олькотт следующим образом рекомендует проповедуемый им необуддизм:

"Из всех религий он один учит наивысшему благу без Бога, продолжению бытия без души, блаженству без неба, святости без Спасителя, искуплению одними собственными силами, без ритуалов, молитв и покаяния, без посредства святых и духовенства; он учит, наконец, совершенству, осуществимому уже в земной жизни"
(1, 20).

По примеру Олькотта ряд прочих лиц составляли "Буддийские катехизисы". В одном из них, написанном бикшу (монахом) Субгадрой, буддизм прославляется им, как

"очищенное от суеверий и детских грез прошлого учение, свободное от догматов и формальностей, согласное с законами природы, с наукой вообще, с дарвиновской теорией развития в частности, одинаково удовлетворяющее запросам ума и влечениям
сердца".

Ученый японец Сузуки в своей книге "Очерки махаянского буддизма" говорит:

"Если буддизм назовут религией без Бога и без души либо достаточно просто атеизмом, последователи его не станут возражать против подобного определения", поскольку "понятие о высшем существе, стоящем выше своих созданий и произвольно вмешивающемся в человеческие дела, представляется крайне оскорбительным для буддистов".

Такие заявления найдут, конечно, отклики у тех горделивых философов, которые утверждают, что идея искупления противоречит требованиям нравственного сознания, и проповедуют самоискупление. Среди их читателей найдутся поклонники того ламы, который призывает “всех просвященных истинных учеников Будды привести на путь спасения христианских варваров в Европе, еще погруженных в глубину пропасти религиозного невежества”.

Имея в виду эти горделивые притязания, полезно отдать себе отчет в том, какова сущность буддийского благовестия и сравнить ее с идеалами христианства. Работу эту выполнил Кожевников в своем обширном труде, но при этом он имел в виду не необуддизм и не народную религию буддизма в ее различных видоизменениях, а, насколько это наверное, первоначальное учение, которое можно с большим либо меньшим вероятием приписать самостоятельно основателю буддизма (1, 38), получившему при рождении имя Сарвартха-сиддхи (“Исполнение желаемого” в сокращенной форме Сиддхатхи). Сам он усвоил себе, когда стал аскетом, имя Готамо, но более известен он под именем Будды (“пробужденный, осветленный, познающий”), которое обозначает всякое существо, достигшее высшей ступени духовного развития (1, 339).

Время рождения Готамо-Будды определенно неизвестно: между 624 и 459 г. до Р.X. Согласно учению некоторых буддистов, Готамо двадцать восьмой Будда, явившийся на земле в последнем периоде ее развития (1, 235).

Изложению книги Кожевникова я предпошлю краткую схему метафизики буддизма, пользуясь для этого трудом “Проблемы буддийской философии” О.О.Розенберга, талантливого русского исследователя, погибшего в условиях гражданской войны во время большевистской революции. Розенберг дает “схему основных буддийских учений”, более менее общую “для буддистов всех направлений”, пользуясь, помимо индусских, китайскими и японскими памятниками и источниками, которые в его время еще мало изучались европейскими учеными.

Исходный пункт и основная задача буддийской метафизики есть анализ человека, именно анализ потока индивидуального сознания. Каждое конкретное переживание, к примеру, радостное восприятие восхода солнца, можно разложить на ряд элементов: в нем есть 1. сознательное чувственное восприятие чего-то объективного нечто светлое, круглое и тому подобное, 2. сознательные психические состояния чувства радости, какие-то воспоминания и тому подобное

Отделив путем абстракции чистое сознание, как форму, от содержания сознания, буддийские философы получают следующие три элемента: 1. сознание (“читта” либо “виджяна”); 2. психические явления в абстракции от сознания (“чайтта”); 3. чувственное тоже в абстракции от сознания (“рупа”).

“Эти элементы объединяются, вступают в связь друг с другом и сменяют друг дружку; самый факт либо процесс их сплетения, процесс смены и тому подобное может быть рассмотрен как новый, четвертый элемент”. Далее “кроме самих элементов и их взаимоотношений, то есть самого факта их сплетенности, нужно иметь в виду очередной элемент, обусловливающий способ их сплетения; от этого элемента зависит характер личности и характер переживаемого ею внешнего мира. Данный организующий элемент либо формирующая сила буддизма называется “карма” (О.Розенберг. Указ, соч. С. 100).

“Буддийская философия”, говорит Розенберг далее, “не останавливается, впрочем, на простом разложении человека, видящего солнце, на такие элементы; любой элемент, в свою очередь, рассматривается, как цепь моментов. Человек, допустим, смотрит на солнце в течение секунды; в секунду же входит большое количество моментов. Согласно трактату Абидармакоша момент равняется 1/75-й секунды, а по иным, к примеру, по позднейшей бирманской традиции, момент-биллионная часть сверкания молнии. Видение солнца в течение секунды, есть поэтому цепь мгновенных действий сознания, световых явлений, явлений круглой формы и т. д.” “Так называемая теория мгновенности основана на том, что сознательная жизнь и правда, есть поток, беспрерывно меняющий свой состав, то наиболее, то менее существенно, но смена производится так быстро, что самый процесс смены остается незаметным: мы усматриваем исключительно наиболее длинные цепи моментов, а не единичный момент”.

“Человеческая личность с ее переживаниями, как предметов внешнего, так и явлений внутреннего мира, оказывается сведенной на поток ежемгновенно сменяющихся комбинаций мгновенных же элементов. Поэтому нет ни солнца, ни человеческого “я”, нет ничего постоянного, помимо вихря элементов, слагающихся каким-то закономерным образом; в конечном итоге получается не простое явление “человек, видящий предметы и переживающий психическую жизнь”, а не человек и предмет отдельно” (Розенберг. Указ. соч. С. 74).

Различия метафизических направлений в буддизме Розенберг сводит к различию учений о дармах, как трансцендентных носителях. "Школы спорят, говорит Розенберг, о том, какова природа той сущности, которая располагается за вихрем моментов. Древнейшие (Сарвастивадины) отвечают, что любой элемент, появляющийся на мгновение, есть функция либо проявление субстанции, которая его носит, любой элемент имеет своего носителя. Такой субстанциальный "носитель" обладает, впрочем, исключительно одним специфическим признаком, так что не следует тут думать о европейской субстанции, носящей качества во множественном числе. Таким образом, по терминологии древних школ, поток элементов, сформированный в личность с переживаемыми ею явлениями, есть результат проявления либо функции бесчисленного количества непознаваемых субстанциальных носителей, либо субстратов, "дарм".

“Другие, тоже древние схоластические школы (Шунья-вадины) против этого возражают; если “носители” непознаваемы, то о них нельзя говорить, что они “есть” либо “не есть”, они только проявляются в моменте либо перестают проявляться. То, что лежит в основании вихря элементов, это нечто, безатрибутное, неподдающееся никакому описанию: “слова останавливаются”. Это непознаваемое нечто пусто, то есть безатрибутно, ибо любой атрибут, который мы ему приписываем, заимствован уже из бытия иллюзорного, а поэтому к абсолютному не применим. Абсолютное развернуто каким-то непонятным образом”.

“Третьи, наконец, позднейшие буддисты (Виджнянавадины) говорят опять другое: вихрь элементов, из которых слагается иллюзорная внешняя и внутренняя жизнь, не восходит в каждом элементе к субстанциальному носителю; таких носителей нет, все элементы вытекают из одной общей сущности, из одного вместилища, из “сознания-сокровищницы” (алая-виджняна)” (Розенберг. Указ. соч. С. 75).

Каждая из этих трех школ отрицает существование души, отрицает субстанциальное индивидуальное я; живое существо (“сантана”) для всех них есть исключительно “цепь” (континуум) мгновенных сочетаний дарм.

“Объединенность определенных дарм в одно целое объясняется действием объединяющей силы (“прапти”) либо сводится к процессу объединения (Розенберг. С. 213). “То, что в этот момент под влиянием “прапти” соединились именно такие дармы, и то, что они распределены именно так, в такую именно личность, с таким именно переживаемым, то есть форма расположенности дарм это сводится на новый фактор, на “карму” данного континуума”. “Все неодушевленные предметы буддистами считаются за “асантана”, за “неконтинуумы”, в которых объединяющая и разъединяющая силы не действуют вовсе; предметы, следовательно, не могут считаться самостоятельными целыми. Гора, солнце либо камень не имеют самостоятельного продолжающегося бытия, помимо их бытия частью потока сознательной жизни” (Розенберг. С. 214).

Не следует, впрочем, думать, будто это учение есть психологистический идеализм, считающий предметы внешнего мира продуктами сознания. Это не наверное потому, что всякое длящееся бытие, также и бытие субъекта, есть, согласно буддизму, иллюзия. Сам поток индивидуального сознания есть не наиболее, как коллекция мгновенных проявлений множества “дарм” (Розенберг. С. 104, 216).

“Абстрактное сознание”, говорит автор, “в смысле чистой формы сознания, либо сознательности, как таковой, является известного рода центром в общем вихре дарм, и в таком смысле и буддисты допускают возможность назвать его термином “я”. Но это “я” есть достаточно просто сознательная сторона переживаний, то есть коррелят сознаваемой стороны, а отнюдь не самостоятельная душа в обыденном смысле этого слова. Сознание, в смысле центрального потока элементов сознавания, называется “читта” либо “виджняна”, причем оно является единичной дармой, то есть в каждом моменте, вместе с всеми другими дармами, содержится исключительно одно “читта”, сменяющееся новым в следующий момент. “Виджняна” рождается беспрерывно, но не бывает того, чтобы в один момент было два “виджняна” (Розенберг. С. 182).

Отсюда ясно, что первобытное учение о переселении душ, сохраняемое простонародной буддийской религией, невозможно в философии буддизма.

“Следует иметь в виду”, говорит Розенберг, “что не какая-нибудь “душа” переходит из одного тела в другое либо из одного мира в иной, а что этот внеопытный комплекс дарм, проявляющийся в данное время, как одна личность иллюзия, после определенного промежутка времени, проявляется в виде иной, третьей, четвертой и так далее до бесконечности. Следовательно, ничего собственно не перерождается, осуществляется не трансмиграция, а бесконечная трансформация комплекса дарм, совершается перегруппировка элементов субстратов наподобие того, как в калейдоскопе те же частицы группируются в новые, более менее похожие друг на товарища фигуры, но все же индивидуально разные, никогда не повторяющиеся. Каждая отдельная фигура до знаменитой степени обусловлена либо связана с предыдущей, и в известном смысле действует на последующую. Процесс такой перестановки производится в силу безначальной инерции, и если не произойдет приостановки либо пересечения движения, то колеса бытия автоматически должны продолжать свое вращение” (Розенберг. С. 229).

Не следует при этом субстанциировать карму:

“сила кармы, будучи тоже одной из дарм, столь же мгновенна, как и они; распределяются ею, следовательно, дармы одного момента. Образ расположения дарм в этот момент обусловлен, с одной стороны, тем расположением, которым обладал предыдущий момент; с иной стороны, он в свою очередь действует на выбор дарм в последующий момент” (Розенберг. С. 219).

Эту своеобразную теорию, превращающую весь мир, этот в опыте, в раздробленное множество событий, сочетаемых в комплексы неизвестной трансцендентной силой, я бы назвал агноститическим актуализмом. Пытаясь найти нечто, соответствующее ей, в европейской философии, я сравнил бы это учение с феноментализмом Джона Стюарта Милля, сделав одну оговорку, что буддизм не предпологает данные внешнего опыта психическими явлениями.

Изложенные учения имеют значение для буддиста, как основа практической философии, указывающей человеку путь спасения от страданий, состоящий в освобождении от бытия. В самом деле, согласно буддизму, всякое событие, данное в опыте, есть результат “волнения”, “суеты” либо “помраченности” трансцендентного сознания Абсолютного начала. Это “волнение” есть нечто недолжное, оно неизбежно влечет за собой страдание.

“Познавший истину, что бытия не должно быть, ибо оно противоречит сущности абсолютного начала, вступает на путь к успокоению, к Нирване, к окончательному покою. Путем подавления страстей и всего того, что его удерживает в вихре бытия, ему удается “срезывать”, то есть приостанавливать, проявление все большего и большего количества элементов, пока, наконец, не наступит полная тишина, не будет никакого иллюзорного бытия: останется исключительно абсолютная сущность в состоянии полного спокойствия” (Розенберг. С. 77).

Когда в потоке сознания живого существа возникает дарма чистой “мудрости”, “прозрения” (“праджня”), именно постижение бессмысленности бытия, с этого момента спасение данного живого существа обеспечено: оно может, правда, еще пережить колебания и падения, оно должно пройти через длинный ряд ступеней сокращения проявляющихся в нем дарм, но рано либо поздно оно возможно достигнет Нирваны (Розенберг. С. 235), то есть сверхбытия, о котором нельзя сказать ни того, что оно есть, ни того, что оно не есть, поскольку оно выше всякого понимания и выразить его словами невозможно (Розенберг. С. 262).

Достижение Нирваны не есть “возвращение к какому-то первоначальному состоянию невзволнованности. По учению буддизма, волнение безначально; оно, следовательно, не есть результат грехопадения, оно не грех, который необходимо искупить, а первобытное страдание, которое должно быть приостановлено” (Розенберг. С. 257).

“Понятие прекращения бытия страдания существенно имеет отличия от идеи спасения в прочих системах тем, что возможность его обеспечена именно его безначальностью. Исключительно безначально волнующееся может достигнуть вечного покоя, ибо начавшееся волнение предполагало бы нарушенный покой. Если бы бытие имело начало, если бы оно было создано Творцом либо Брахмой, оно, разумеется, тоже могло бы иметь конец, но оно могло бы тогда начаться вновь” (Розенберг, С. 260).

Буддийская философия, таким образом, решительно борется против идеи Бога как Творца мира, и не признает учения о спасении мира Богом. В каждом живом существе, выходящем из круговорота бытия, достигает спасения само абсолютное трансцендентное начало.

“Спасение существ, таким образом, есть самоспасение истинно-сущего. Будда, спасая существа, спасает себя; существа, спасая себя, спасают Будду; совершенство каждого есть совершенство всех, и спасение каждого есть частичное спасение истинно-сущего” (Розенберг. С. 261).

В этом учении о спасении необходимо различать древнейший буддизм, хинаяну, и наиболее позднее учение, махаяну, возникшее около начала нашей эры (Розенберг. С. 37). Согласно учению хинаяны, каждое живое существо есть замкнутый вихрь дарм, не способный повлиять на прочие существа; поэтому каждая личность может спасать исключительно себя самое. Сторонники махаяны, наоборот,

“утверждают связь между отдельными личностями, они внесли идею бодисатвы, то есть такой личности, которая, дойдя до последнего момента, когда она могла бы погрузиться в вечный покой, отказывается от этого и, продолжая быть, помогает иным личностям достигнуть конечной цели” (Розенберг. С. 78).

Подойдем теперь ближе к нашей главный цели к рассмотрению буддизма для сравнения его с христианством, и вернемся к книге Кожевникова.

Христианин утверждает, что мир сотворен Всемогущим и Всеблагим Богом, Который есть само Добро, сама Красота и Истина. Чертами добра, красоты и истины запечатлена также и первозданная сущность мира. Человеческая личность, индивидуальное “я” создано по образу Божию с задачей осуществить путем правильного поведения подобие Божие. Индивидуальное “я”, то есть душа, есть существо сверхвременное: собственные чувства, желания и поступки, то есть свою жизнь всякое “я” творит во времени; они появляются и отпадают в прошлое, но само индивидуальное “я” стоит выше времени, оно есть существо, обладающее индивидуальным личным бессмертием. Сверхвременное существо, творящее собственные проявления во времени, называется в философии субстанцией либо, лучше, чтобы подчеркнуть его активность, можно назвать его словами “субстанциальный деятель”. Итак, каждое индивидуальное “я” есть субстанциальный деятель. Согласно христианскому учению, каждая личность, исполняющая в совершенстве заповеди Христа: “люби Бога больше себя и ближнего, как себя”, удостаивается обoжения по благодати и вечной жизни в Царстве Божием с сохранением индивидуального своеобразия не исключительно духовного, но и телесного. В Царстве Божием каждая личность достигает абсолютной полноты жизни и высших ступеней творчества, индивидуально своеобразного, но в то же время гармонически согласованного с творчеством всех прочих членов Царства Божия, откуда получается целое, обладающее совершенной красотой и совершенным добром во всех смыслах этого слова. Поэтому каждое индивидуальное “я” имеет абсолютную ценность. Согласно метафизике подобного направления, которое можно назвать персонализмом, Бог сотворил мир так, что он состоит весь из личностей, действительных либо, по крайней мере, потенциальных, то есть способных развиться и стать действительными личностями. Бог есть совершенно совершенное добро и, будучи Всеблагим, Он хочет, чтобы добро было как можно шире распространено. Он творит мир из личностей, потому что личность, правильно использующая свою свободную волю, способна творить жизнь, полную совершенного добра.

Абсолютное неприятие мира, желание разрушить мир было бы хулою на Духа Св. и бунтом против Бога. Христианин отвергает в мире исключительно зло, но он полагает, что зло не есть неизбежная принадлежность бытия: оно внесено в мир самой тварью, неправильно пользующейся свободой своей воли. Абсолютному осуждению подлежат исключительно нравственное зло, эгоизм, а зло душевных и физических страданий есть следствие нравственного зла, имеющее глубокий и целительный смысл. Таким образом мир не исключительно в его положительных, но и в его отрицательных чертах есть для христианина нечто проникнутое высоким смыслом.

Буддизм, в противоположность христианству, проповедует абсолютное неприятие мира; его идеал полное уничтожение мира и прежде всего уничтожение личного бытия, самоуничтожение. Мир для него есть результат бессмысленного “волнения”, “суеты”, поднимающейся непостижимым образом из глубин Абсолютного. Отрицая субстанциальное вечное бытие духа, буддизм видит во всяком существе исключительно обреченность на неудовлетворение и отсутствие положительного содержания. Первоначальные основания этого пессимизма, согласно легенде, таковы. Царевич Сиддхархти (будущий Будда), окруженный восточной роскошью, изведавший разнообразные чувственные наслаждения, резко меняет свою жизнь под влиянием встреч, открывших ему глаза на тщету жизни и указавших путь к спасению: данная была встреча с дряхлым стариком, после чего с больным проказой, вид мертвеца и, наконец, беседа с аскетом, который, “убоявшись рождения и смерти”, поставил себе целью “избавиться от мира, подвластного разрушению” (Кожевников. С. 385-406).

Замечательно то, что, согласно легенде, разочарование жизнью вызвано в душе Готамы зрелищем старости, заболевания и кончины, то есть физического зла, а не наблюдением нравственного зла гордыни, высокомерия, честолюбия, властолюбия, лживости, предательства и тому подобное Испугавшись телесной кончины, Готамо ищет спасения в кончины абсолютной, в совершенном уничтожении бытия.

Не будем, впрочем, руководствоваться легендой. В философии буддизма дано намного наиболее глубокое обоснование пессимизма, именно учение о временности, преходящем характере всякого бытия. Но и это обоснование не выдерживает критики. Временный аспект бытия возможен не иначе, как на основе наиболее глубокой сверхвременной стороны того же самого бытия. Христианская религия, с ее возвышенной идеей Бога и высокими формами культа, воспитывает в человеческом чувстве, воле и разуме способность мистического приобщения к абсолютной ценности Божественного сверхвременного бытия Царства Божия. Далее, обращаясь к нашему несовершенному земному бытию, христианская религия все силы и средства направляет на воспитание любви к Богу и всякой твари, на развитие видения всевозможных видов добра в природе и нашей жизни и отталкивание от зла. Сосредоточение внимания на добре выводит душу из суеты преходящего бытия, заслуживающего уничтожения, направляет ее на абсолютные идеальные ценности и воспитывает способность видения сверхвременной субстанциальности духа, а наряду с тем и возможности вечных благ. Старость, заболевание и смерть оказываются преходящими, сравнительно второстепенным злом: они устранимы при условии совершенного осуществления нравственного добра, и ужас их меркнет перед красотой и блеском полноты бытия в Царстве Божием. Поэтому мотивы и цели поведения христианина не столько отрицательные страх кончины, страданий и тому подобное, сколько положительные любовь к Богу, любовь к тварям Божиим, любовь к добру, истине, красоте, свободе, любовь к творчеству, воплощающему эти абсолютные ценности, любовь к личному индивидуальному бытию как высшей абсолютной ценности, вмещающей в себя все остальные блага бытия. Наоборот, буддизм, отрицая субстанциальность и абсолютную ценность личности, выдвинул на первый план отрицательные цели страшную цель уничтожения личного индивидуального бытия и мира вообще. В личном бытии буддист находит не источник любви к совершенно ценному, не центр бескорыстного творчества, а исключительно себялюбие. Достигая просветления, всякий Будда возглашает в “Гимне торжества”:



Я странствовал долго, я долго блуждал,
Прикован к цепям бытия;
Рожденье рожденьем я нередко сменял,
И тщетно разведывал я:
Откуда в нас жизнь и сознанье?
Откуда страданье?
К чему это бремя повторных рождений
Для новых смертей и для новых мучений?
Но вскрылась мне тайна, в нее я проник:
Сознание личного я
И жажда его бытия
Вот жизни начало, вот кончины родник!
Внемли ж Себялюбье, последнее слово:
Ты впредь не создашь мне обители новой!
Твоя уничтожена в корне основа;
Померкли соблазны твоих обольщений;
Достигнуты цели заветных стремлений:
Из области кончины и новых рождений
В другие мой дух устремляется страны,
В края неизменной нирваны.


Превалирующим средством для достижения данной заветной цели служат знание и созерцание.

“В море рождений и смерти”, говорит Готамо, “знание вот спасительная ладья! Знание вот светильник, озаряющий мрачный, темный мир! Знание вот благоприятное врачевание от всех недугов жизни! Знание вот секира, способная снести прочь все непроницаемые заросли страдания! Знание вот мост, перекинутый через стремительный поток неведения и похоти! А посему, во всех случаях, мыслью и надлежащим вниманием в слушании человек должен прилежно заставлять рождаться в себе знанию” (Кожевников. С. 150)

На вопрос: “Кем правится мир, чьей власти подчинен он, с чьим бытием связан он?” Будда отвечал: “Сознанием правится мир; с сознанием связана судьба мира, могуществу сознания подчинен мир. Поэтому и “пять высших сил борьбы” (сека-балани), Буддой признаваемых, это “всецело силы интеллектуальные: доверие (к учению, основанному на ясном сознании), энергия мышления, созерцательная сосредоточенность и прозорливость”.

“Отсутствие себялюбия есть путь добродетели; благожелательность путь добродетели; правильное настроение (чувств) путь добродетели; наконец, правильное углубление (понимания, знания) благороднейший и старший из путей добродетели, древнейший, неразрушимый, непреходящий путь”; и впрочем мудрость и правильность не обходит ни одного из этих четырех путей, впрочем по степени важности последнему отдано очевидное предпочтение”. “Впереди, о монахи, шествует правильное познавание”. “Освобождение совершается знанием, очищенным справедливостью и вдумчивостью и предшествуемым рассуждением об учении (о дхамме)”. “Загрязнение сердца нечистыми шлаками осуществляется от насилия чувств над рассуждением; оттого и очищение сердца может быть достигнуто исключительно сосредоточенностью мысли на рассуждении, свободном от участия чувств” (Кожевников. Т. 2. С. 228).

“Ясно сознательно входит и уходит мудрец; ясно сознательно взирает и отворачивается он; ясно сознательно движется; ясно сознательно носит рясу и чашу; ясно сознательно ест и пьет, жует и смакует, ясно сознательно опорожняется; ясно сознательно ходит, стоит, сидит, спит и бодрствует, говорит и молчит он”. Этим путем “очищаются шлаки духа, причиняющие хромоту ему”(С. 245). “Ясно сознательно достигает мудрец бесскорбного и безрадостного состояния, достигает постоянной в настроении, одинаково на все смотрящей, совершенной чистоты и освящения, даруемого созерцанием” (Т. 1. С. 153). “Ни любовь, ни вражда”, говорит он, “мне неведомы; ни радость, ни горе не потревожат моего духа” (там же).

Согласно учению Иисуса Христа, совершенство в полноте любви, а согласно учению Будды в полноте знания (Т. 1. С. 150). И не удивительно: цель буддиста заключается в том, чтобы усмотреть отчетливо, что нет ничего совершенно ценного и достойного любви, убедиться в том, что всякое бытие не субстанциально, что оно существует исключительно в связи с потоком сознания, и должно быть уничтожено радикально путем самоуничтожения личности (Т. 1. С. 606). Для достижения данной цели, по самостоятельно существу ее, высшее средство есть не любовь любить в этом мире нечего, а знание, именно постижение ничтожности всего сущего. Кто согласился с этим учением, тот не находит Существа, к которому можно обратиться с молитвой, не находит Существа, которое заслуживало бы подобного культа, как богослужение. Впрочем религиозная потребность преклоняться пред высшим началом в человеке неистребима. Чтобы удовлетворить ее, Готамо приглашает суррогат, то что у буддистов называется “бхавана”, именно благоговейное размышление и созерцание, медитация либо контемпляция.

“Самые разнородные действия”, говорит исследователь буддизма Зейденштюккер, “входят в область данной тренировки, проникнутой чисто индусским духом: здесь и размышление о конкретных и отвлеченных предметах, здесь и изические внимания применением то механических, то психических средств; здесь и постепенно возрастающие экстатические состояния (“углубления”), с которыми связаны процессы интенсивного созерцания; здесь и устранение внутренних к тому препятствий, пробуждение духовных сил, способностей и познаний, да и еще многое другое”. Эти изические “заменяют в не-теистическом буддизме молитву теистических религий”

Первая ступень духовного роста, достигаемая этими упражнениями, есть нравственная дисциплина (адисила), далее мыслительная, интеллектуальная дисциплина (ади-читта) и, наконец, высшая ступень дисциплина “высшей мудрости” (адипанна) (Т. 2. С. 227, 235-240). Нравственная тренировка есть первое условие духовного роста, но высшее значение принадлежит не ей в данной системе, ставящей целью уничтожение личности. Поэтому о значении и характере нравственной деятельности будет сказано позже, а теперь познакомимся с интеллектуальной тренировкой адичитта и адипанна.

“В основе той и иной лежат процессы интеллектуальные, частью рассудочно-мыслительные, частью мистически-интуитивные”. “Результатом адичитты, выправки высшего размышления, является самато, покой, то есть временное успокоение духа посредством временного же устранения препятствий к нему. Плодом же адипанны является випасанна (интуиция), то есть глубочайшее прозрение в основные истины (три существенных свойства бытия и, так называемые, четыре благородных истины), овладение ими и слияние с ними. Самато есть таким образом состояние, еще связанное с настоящим миром (локия), тогда как випассана в своем конечном пункте есть уже нечто трансцендентальное (локутарра)” (Т. 2. С. 237). Она открывает последний путь к нирване, приминение которого наверное исключительно для законченного праведника, арьи, архата” (Т. 2. С. 238).

Для того, кто прошел нравственную дисциплину (адисила) и вступил в область дисциплины высшего мышления (адичитта) первой задачей было “усвоение способности и привычки к сосредоточению внимания на теме, избранной для обдумывания и созерцания”. Для данной цели рекомендуется упражнение в так называемых “касинах”. Сущность этих упражнений заключается в сосредоточении внимания на каком-нибудь предмете; к примеру, в “цветочных касинах” зрение и внимание сосредоточивается на предмете до того момента, пока у выполняющего упражнение не получится восприятие лунообразного рефлекса, видимого как при открытых, так и при закрытых глазах и не исчезающего даже при перемещении и удалении от объекта созерцания. Продолжая сосредоточение на этом, так называемом, “воспринятом рефлексе” (угга-нимитта), пытаются добиться появления второго, “внутреннего” рефлекса (патибага-нимитта), такого звезде либо “луне, выходящей из облаков”, но обесцвеченной и неопределенной в очертаниях. Данный второй рефлекс есть “более одухотворенное” отражение первого (Т. 2. С. 253).

Выпускаются эти изические с целью создать своеобразное психическое состояние самади, которое можно определить, как “благоговейное настроение, отданное думам о важнейших, священных истинах, созерцанию их и мистическому слиянию с ними” (Т. 2. С. 239). Согласно выражению Йога-Сутра (1, 41), это есть “сосредоточение и сосуществование (событие, консубстанциация) воспринимающего субъекта, воспринимаемого объекта и акта восприятия” (Т. 2. С. 238). При появлении данной способности исчезают “пять препятствий, окутывающих дух”; чувственная похоть, зложелание, лень, внутреннее беспокойство и неустойчивость убеждений и настроений (сомнение). Таким образом достигается “пограничное” благоговейное сосредоточение и прозрение (упачара-самади), пограничное в смысле приближения к области уже непосредственного созерцания высшей истины мистическим, сверхрассудочным восприятием либо, по терминологии христианской аскетики, “умным светом” (Т. 2. С. 254).

В Висудди-Магги дано подробное описание процедуры одной из касин, “земляной”, описание, наглядно изображающее своеобразные приемы “достижения святости”, по выражению этого самого авторитетного текста.

“Избирающий земляную касину может получить ментальный рефлекс через посредство земли, нарочито для того подготовленной либо обыкновенный, но с определенными границами, не без них, с порубежными чертами, не без них, размером с маленький винный бочонок либо с блюдо. Данный ментальный рефлекс он должен прочно воспринять, тщательно обследовать и определить, и тогда он узрит благодеяния, которые могут быть извлечены из него и поймет, какая это ценная вещь; проникнувшись высшим почтением и усердно прилежа к ней, он закрепит свой дух прочно на этом объекте, помышляя: во истину этим процессом я буду освобожден от страстей и от кончины. И таким образом, обособивши себя от чувственных удовольствий и от недостойных устремлений, непрестанно упражняя рассуждение и рефлексию, он вступит в первый транс, производимый изоляцией и характеризуемый радостью и счастьем”.

Для успешности “земляной” касины нужно соблюдение множества условий: необходимо выбрать почву определенной окраски, заключить ее в раму, смочить землю водой, чтобы поверхность ее стала абсолютно гладкой и тому подобное После этого упражняющийся должен вымести место, выкупаться и усесться на прочно сделанное сиденье на определенном расстоянии от круга касины, поскольку эти условия обеспечивают правильное созерцание ее при минимально утомительной позе. Усевшись упражняющийся должен прежде всего думать о ничтожестве чувственных удовольствий, мысленно повторяя такие фразы, как: “чувственные наслаждения лишены вкуса” и так далее Достигнувши таким образом желания стать к ним равнодушным, дабы этим путем избавиться от них и обрести средства перейти за пределы страдания, он должен после этого возбуждать в себе радость размышления о Будде, о дхамме (об учении буддизма) и Санге (буддийской общине) и, исполнившись величайшим почтением к этому процессу, как методу, употреблявшемуся всеми буддами и благородными учениками их для овладения равнодушием к чувственным удовольствиям, он должен сделать над собой устойчивое усилие и молвить: “Воистину, этим способом я стану участником в сладостной благодати обособления (изоляции)”. Действуя так, постарается он уловить и развить ментальный рефлекс при равномерно и только отчасти открытых глазах, ибо, если глаза будут слишком широко открыты, они будут болеть и круг будет виден слишком явственно, ментального рефлекса же не получится; а если глаза будут слишком мало открыты, круг будет слишком неясен и мысли станут вялы, дремотны, и опять не получится рефлекса. Наблюдающий же рефлекс не должен рассматривать света его, ни его особенностей; не различая его окраски от цвета подлинника, он должен закреплять свою мысль на одной преобладающей, характерной черте и ее одну внимательно созерцать. Он должен при этом неоднократно повторять какое-нибудь название либо какой-нибудь эпитет земли, к примеру, “широкая, объемистая, плодородная”; лучше всего, в виду общеизвестности термина, повторять слово “широкая, широкая, широкая”, созерцать круг должно то с открытыми, то с закрытыми глазами, сотни, тысячи раз и даже наиболее, пока не обеспечится восприятие ментального рефлекса (Т. 2. С. 256).

Значительное значение имеют медитации, освобождающие человека от привязанности к телу. Вот один из образцов подобного созерцания:

“Тело, связанное костями, облеченное надкостницей и мясом и прикрытое кожей, с виду кажется не тем, что оно есть. Внутри него вмещаются кишки, желудок, печень, селезенка, совместно со слизью, слюной, затем, лимфой, кровью, подсуставной жидкостью, желчью и жиром. Девятью путями непрестанно вытекают нечистоты из тела: выделения глазные из глаз, ушные из уха, слизь из носа, мокрота и желчь изо рта, а пот и грязь через все тело... И вот безумец, водимый невежеством, мнит, будто составленное из всего этого есть нечто прекрасное”. “Когда же это тело лежит перед нами мертвое, вздутым и побледневшим, когда уносят его на кладбище, тогда даже ближние не дорожат им”

Помимо презрения к телу, эти медитации имеют целью осознать несамостоятельность тела, выработать убеждение в том, что оно есть сочетание стихий, образующееся и вновь распадающееся. Для наглядного живого усвоения данной мысли мудрец “созерцает тело, стараясь представить его себе в том виде, какой оно имеет через день, два либо три после кончины, вздутым с синеющими трупными пятнами, в процессе начавшегося разложения” и отсюда выводит заключение: “и мое тело так же организовано, и переходит к созерцанию тела, разодранного псами и шакалами, и повторяет “и мое тело такое же” и возбуждает далее в себе образ того же трупа в виде ободранного, окровавленного скелета... затем уже распадающимся на отдельные кости, разбросанные там и сям; и опять повторяет: “и мое тело таково же; и я не исключение из общей участи”. И настолько глубоко и прочно проникается он этим сознанием, что начинает уже жить без привязанности к своему телу и к чему бы то ни было в мире” (Т. 2. С. 280).

“Некоторые до того приобрели навык в подобном превращении соблазнительного в претящее, что и в живом существе им непрерывно чудился мертвец. Типичный ответ в этом смысле дал отшельник горы четийской Магатисса мужу одной красавицы щеголихи на вопрос, не встречал ли он такой женщины на пути: “Мужчину, женщину ль я встретил на пути, не знаю; одно тебе могу сказать я: скелет тут определенно встретился со мной” (Т. 2. С. 517)

Освобождение от тела и овладение им, наверное, еще в большей степени достигается путем контроля над вдыханием и выдыханием. Эти изические связаны с тренировкой праны (Т. 2. С. 258).

По учению Будды, данная дисциплина есть надежное средство, во-первых, противодействия “непроизвольно возвращающимся дурным, недостойным помыслам и образам алчности, ненависти и ослепления”, которые должно “подавлять, сгибать, принижать мучением духа” посредством тренировки дыхания “при сжатых зубах и приподнятом к небу языке”. Во-вторых, это средство подъема в сфере утонченного сознания. Для успешного изические в данной дисциплине Будда рекомендует удаляться в глубь леса либо в пустую келью, усесться со скрещенными ногами, выпрямивши стан и предаться созерцанию.

“Сознательно нужно вдыхать и выдыхать, проникаясь следующими мыслями: “вот я вздохну глубоко, а вот коротко; вот стану вдыхать и выдыхать, с ощущением этого процесса всем телом; а вот стану делать это, ослабляя ощущение связи частей тела друг с другом”. И таким образом погружается он в процесс дозора внутреннего тела над внешним; снаружи и изнутри бдит он над телом; наблюдает, как появляется и как проходит оно, и осознает факт: “вот что оно такое, это тело!” И это прозрение становится ему опорой (в дальнейшем духовном росте), ибо оно образумляет и научает жить независимо (от гнета всего материального) и не желать ничего в мире”. А далее, “ощущая блаженство, буду дышать я; ощущая связь мыслей, буду вдыхать и выдыхать я; воспринимая изменчивость и непривлекательность; воспринимая и осознавая устроение (соединение) и отчуждение (распадение), буду вдыхать и выдыхать я” (Т. 2. С. 259)

Тренировка праны сопровождается, как видно уже из этих слов Будды, медитациями, имеющими целью внедрить в ум мудреца путем личного переживания убеждение в несубстанциальности и ничтожности всего сущего. Первая группа медитаций, подробно описанная выше, направлена на тело и задается целью развенчать его и воспитать презрение к нему; далее, медитации направляются с целью подобного же развенчания на душевную жизнь человека на чувства, после чего на мысли и вообще сознание; наконец, четвертая группа медитаций посвящена развенчанию всех явлений вообще (Т. 2.С. 633-636). Тут на личном опыте мудрец приходит к убеждению, что “все это мимолетно, эфемерно, несущественно”; “ничего субстанциального, самосущего, довлеющего, удовлетворяющего! Исключительно одни мимо-бегущие тени!” (Т. 2. С. 281).

Освободившись таким образом от влечения к бытию, мудрец вступает далее на “благородный восьмеричный путь” созерцаний, связанных с экстазом и переживанием блаженства. Радость, испытываемая в этих экстазах, не есть чувственное удовольствие; она “возникает из восприятия не ощущений, а идей; по восприятии же проникает собою весь организм, но в виде не чувственного, а духовного восторга, испытываемого, впрочем, и всей физической стороной организма” (Т. 2. С. 243).

Изначально мудрец проходит четыре ступени погружения в область форм без влечения к ним, откуда появляется переживание блаженства; далее он вступает уже в область сверхрассудочного экстаза, именно осуществляет четыре погружения в мир бесформенности. В Ангуттараникая даны следующие пояснения смысла этих четырех высших ступеней экстаза: “вследствие полного самоподъема над (иллюзорными) восприятиями телесных форм; вследствие (должного) устроения реальных восприятий и в силу того, что созерцатель уже не имеет в себе в настоящей (окружающей его) действительности восприятий множественности вещей, он в процессе усвоения положения “простанство безгранично” достигает и сам безграничной области пространства. Возвысившись же и над данной областью, он в представлении “безгранично сознание” подъемлется в неограниченную область сознания; в силу же полного самоподъема над нею он, в итоге этого процесса (выражающегося положением “нет ничего”), вступает в область небытия; поднявшись же над нею, достигает области тождества восприятия (различения, определения) и невосприятия (неразличения) либо же безразличия сущего и не-сущего (по отношению к находящемуся в данном состоянии), что и составляет последнюю, восьмую джану, либо наибольшее, “глубочайшее углубление” (Т. 2. С. 264).

Тут совершается вступление в область совпадения противоположностей. Освободившись от всех форм, субъект стоит на границе полного освобождения также и от своего личного индивидуального бытия.

“Этот нигилистический итог”, говорит Кожевников, “обозначается в системе медитаций термином заключительной, всеобъемлющей, девятой самапатти, нирода-самапатти, осуществленное прекращения, а по иной терминологии, прекращения как мысленного восприятия, так и ощущения”. Данная девятая степень экстаза, наблюдаемая со стороны, “представляется в виде каталептического, бессознательного состояния, такого глубокому сну, длившемуся зачастую до семи дней, с прекращением, как полагали, всех телесных и духовных отправлений и с приближением к кончины, от которой это состояние имеет отличия сохранением некоторой внутренней теплоты и возможностью возврата к обычному функционированию организма” (Т. 2. С. 266).

“Святые”, говорится в Виссудди-Магга, искони ценили данный транс прекращения (транс остановки всех духовных) процессов, “всегда почитали его как бы за нирвану, испытываемую уже в настоящей жизни, и потому способность достигать этого состояния, даруемая в награду за мудрость, обретаемую на путях праведности, именуется благословением, стяжаемым на оных путях” (Т. 2. С. 270).

Итак, говорит Кожевников, усилия буддийского мудреца “все время направлены не к обнаружению положительной основы фактов и явлений жизненного процесса, не к выяснению того, что есть “вещей истина”, а к разоблачению их отрицательных качеств, к выяснению призрачности и обманчивости вещей, действий и явлений, составляющих содержание жизни. Всюду в данной сложной, полуфилософской, полумистической работе пробивается непрерывное стремление не к величайшей реальности, не к абсолютному бытию, к Богу, а к уменьшению интенсивности бытия, к слиянию саморазлагающегося и искусственно разлагаемого живущего существа с абсолютным небытием, с нирваной. Это не рост духа, составляющий цель христианской аскетики и мистики: это, выражаясь подлинными словами буддизма, “прекращение духа”. “Достижение” полагается тут не в умножении данного уже жизнью, а в утрате его; задача, опять в полную противоположность христианству, тут не в очищении и обожении чувств, желаний и мыслей, а в полном “угашении” их. Аффекты мирские не сменяются жаждой небесного, вечного, божественного; любовь земная не перерождается в любовь божественную, и личность, подвизающаяся по стези мудрости и праведности, в конце концов сливается не с Богом, “наполняющим всяческое во всем”, а со всепоглощающим Ничто”.

“Сообразно с данной главный тенденцией буддийского экстаза, от него веет леденящим холодом, настоящим дыханием кончины. Тут нет пылкости мистики католической, столь склонной к сентиментальному млению, и граничащей часто с чувственностью. Нет тут и здоровой теплоты того “умного света”, что озаряет горние выси аскетики восточно-православной. Это не парение духа, окрыляемого любовью; это хладнокровный самоанализ духа, безжалостная вивисекция его, напряженная работа “ясного сознания” вплоть до самоумерщвления даже и сознания. И во всех этих рассуждениях, выдумываниях, “углублениях” и “достижениях” ни разу ни единого воспоминания, ни единого слова о любви. Но зато, сколько забот, дум, грез об “угашении”, о “прекращении”. Одолеть роковую карму единственным возможным путем уходом из-под мертвой петли причиняемых ею перевоплощений вот конечная цель системы экстатических переживаний” (Т. 2. С. 267-270).

Мудрец, овладевший при помощи описанных упражнений всеми функциями своего тела и духа, приобретает магические, оккультные способности.

“Оставаясь целостной (единой) личностью, он может становиться множественным (то есть становиться несколькими личностями единовременно) либо же, ставши множественным, снова становиться единоличным; он может быть видимым и невидимым; не чувствуя препятствий, он, как бы по воздуху, переходит по другую сторону стены либо холма (перемещаясь сквозь них), он проникает сверху вниз через твердую почву, словно как через воду; ходит по водам, как по суху, перемещается со скрещенными ногами по небу, как птицы; даже луну и солнце, столь мощные, он осязает руками; не расставаясь с телом, он подъемлется даже до неба Брамы. Явственным, небесным ухом, превосходящим человеческий слух, он слышит людские звуки, близкие и дальние… Проницая своим сердцем сердца прочих существ, прочих людей, он знает их, он различает их и их свойства. Он восстанавливает в памяти собственные прежние временные состояния дней минувших хотя бы до ста тысяч прежних рождений, за многие зоны диссолюции и эволюции... во всех видах (бытия своего) и во всех подробностях... Чистым небесным оком видит он падение и восстание существ, видит, как они переходят из одной формы бытия в другую и воплощаются в другой”(Т. 2. С. 288).

Впрочем необходимо заметить, что “Будда, веря в возможность и действительность магических сил, ценил их не весьма высоко и не поощрял необдуманного и бестактного использования их” (Т. 2. С. 288). Единственная и последняя цель, к которой он стремился, уничтожение мира и личного бытия: “иссякла, побеждена жизнь, закончена святость, совершен подвиг: мир данный наиболее не существует!” Такова, восклицает Готамо в одной из главных своих речей, очевидная награда подвижничества! Другой высшей и желательной награды нет! (Т. 1. 154).

Предвкушение вечной кончины наполняет душу буддийских аскетов непонятным нам восторгом:

Сгорела я; истлела я;
Угасла я; остыла я,
И окончательно и бесповоротно, и бесповоротно.
И не воскресну никогда!
Мир вечных смен, разрушен он,
И к бытию нет возвращенья.
Все бытие истреблено
И вытравлено все оно.
Жизнь выжжена вплоть до корней
И не вернуться снова к ней

Отсутствие положительной цели придает часто самим актам самопожертвования уродливый характер непропорционального соотношения ценностей. “Жалостливый царь уступает простому поденщику полцарства, чтобы избавить его исключительно от труда в знойный полдень”. Царевич Вишвантара уступает демону двух сыновей и “радостно смотрит, как тот пожирает их, определенно пучок овощей”.

Для буддизма характерно, говорит Кожевников, “настойчивое внушение жалости к животным, доходившее зачастую в буквальном смысле слова до оцеживания комара (напомним джатаку о попавшем на кол за насаживание комара на иголку), и в то же время непозволительное равнодушие к страданиям людей, выразившееся если не в полном отсутствии помощи, то во всяком случае в весьма малых и редких проявлениях данной помощи”.

Отрицательным характером идеала объясняется также отсутствие связи с умершими и проповедь какого-то нечеловечески бесчувственного отношения к ним, а зачастую и отвратительные приемы “отучения от скорби” по ним. Так, к примеру, бодисатва отрезвляет царя Ашоку, неутешного в потере красавицы жены тем, что “показывает” ему, как его бывшая подруга, перевоплотившись в червя, предпочитает ему нового приятеля, приятеля по навозной куче, прежнему, самостоятельно Ашоке, славному повелителю мира.

Женщина, носительница новой жизни, ненавистна буддизму, стремящемуся уничтожить жизнь. “Ни одна религия”, говорит Кожевников, “не отнеслась к ней столь враждебно и отрицательно, как буддизм. Для него женщина не исключительно не равноправна с мужчиной в мире духовном, как в христианстве; она даже не низшее существо сравнительно с мужским, как в магометанстве; она, независимо от сравнения с мужчиной, по самой природе своей, с буддийской точки зрения существо низкое, умственно и нравственно глубоко несовершенное и, что хуже всего, неисправимое, безнадежное для достижения законченной мудрости и полной святости, а следовательно, неспособное к спасению до того момента, пока сохраняет свою отличительную черту, женственность”, то есть пока не перевоплотится в мужчину.

“Во многих религиях и во всякой аскетике женщина считалась источником соблазна, но в прочих религиях, христианской в особенности, она не обречена неизбежно и окончательно и бесповоротно оставаться таковою; из соблазнительницы она может стать подвижницею и даже помощницею и руководительницею спасения прочих. Буддизм же отрицает за нею все это: женщина, как женщина, так как она женщина, стоит вне области спасений, она не сотрудник и не соучастник его, а враг, естественный, могущественный и неисправимый. Отсюда и отношение буддизма к женщине не достаточно просто равнодушное либо безучастное, не исключительно пренебрежительное, а и правда, враждебное” (Т. 2. С.501).

Вот священные тексты: “Женщина очаг страстей, претящий и презренный”, “самое нечистое, самое чудовищное из существ”, “подлинный ад для живых существ”. “Ненасытна в половом акте и в рождении; до самой кончины не чувствует она отвращения к ним и пресыщения ими”. Данный приговор, приписываемый самостоятельно “Всеведущему”, “буддийская словесность не устает повторять, разрабатывая мотивы ее во множестве повестей, изображающих гнусность женщины”.

Красота в положительном смысле не существует для Будды: он не видит в ней отражения божественного совершенства, не понимает ее художественной ценности и еще менее ее гармонию с нравственной чистотой и со здоровым духом. Она для него всецело заманчивое марево чувственности, влекущее не в бездну греха, к чему довольно равнодушен Будда, а в омут привязанности к жизни. Вот по какой причине взывает он: “Отбросьте объекты пяти чувств; отбросьте великолепное чарующее; избегайте образов, кажущихся прекрасными, ибо их сопровождает страсть”. Не исключительно губительна красота, но и лжива, потому что призрачна: под прекрасным таится безобразное, претящее. “Одни безумцы обманываются видом красоты; мудрец же прозревает тщету всех этих воображаемых прелестей, взирает на них, как на сон, как на марево, как на грезу фантазии”.

Отрицательный идеал буддизма, уничтожение мира, естественно связан с пренебрежительным отношением к жизненному труду, тогда как христианство, наоборот, высоко ценит труд, начиная с его простейших физических форм. Особенно отрицательно относится буддизм к земледелию: “ничто так не гибельно для насекомых, как земледелие”; поэтому “Великий Мудрец воспретил монахам заниматься земледелием”; но “монахи дозволяют иным беспрепятственно обрабатывать собственные обложенные податями (монастырские) земли и получают только некоторую часть продуктов с них. Таким образом, они ведут образ жизни праведный, избегая мирских дел и оставаясь чистыми от вины уничтожения живых существ пахотой и орошением полей”.

Как в вопросе о труде, так и в отношении ко всем иным задачам социального строительства и усовершенствования социальных отношений, буддизм оказывается либо безразличным либо даже вредным, воспитывая в своих последователях безучастность к историческому процессу.

Американский философ Пратт в статье “Единство буддизма” восхваляет пластичность буддизма и способность его к развитию. Как и все великие духовные течения, буддизм и правда, обладает чрезвычайной приспособляемостью. Впрочем стать подлинным светочем жизни он не может до того времени, пока идеалом его остается уничтожение мира и индивидуального личного бытия. Современный ученый Taiye Kaneko утверждает, что в составе буддизма есть идея “замещающего страдания”, она связана с учением о бодисатве. Такое частичное приближение буддизма к христианству существует, и все же указание основного нехватки буддизма остается в силе: отрицая ценность личного бытия, буддизм Махаяны, как и Хинаяны, имеет конечной целью не преображение жизни, а исключительно уничтожение ее и потому не обладает положительной мерой для прав льного учения о степенях достоинства положительных ценностей.

Сопоставляя буддизм с христианством, поставим его в более благоприятное положение. Поймем Нирвану не как Абсолютное Ничто, то есть совершенную пустоту, а как Сверхчто, то есть как начало, обозначаемое термином Ничто только в виду несоизмеримости его со всяким мировым бытием, со всяким мировым “что”. Иными словами, поймем Нирвану так, как понимают многие христианские богословы и философы, даже Отцы Церкви, Бога в Его глубочайшей основе, развивая “отрицательное богословие”. И при этом условии останется, впрочем, непроходимая пропасть между христианством и буддизмом и сохранятся отрицательные черты буддизма либо обнаружатся новые недостатки его. Христианство есть теизм: оно утверждает, что Бог есть Творец, а мировое индивидуальное личное бытие есть тварь; первозданное тварное бытие совершенно ценно и не подлежит уничтожению; даже и приобщаясь к Божественному бытию в Царстве Божием, человеческое “Я” остается индивидуальным “Я”. Наоборот, буддизм, если понять Нирвану, как Сверхчто в духе христианского “отрицательного богословия”, можно назвать пантеизмом (термин данный неудачен этимологически, потому что Нирвану буддисты не называют словом Бог). Проповедуя уничтожение личности и мирового бытия, буддизм остается, на взгляд личности и мирового бытия, чисто отрицательным учением: погашенная личность становится чистым ничто и, следовательно, не пртнимает участие в положительном Сверхчто Нирваны.

Можно впрочем попытаться утверждать, что уничтожение личной жизни есть положительное приобщение личности к Нирване. Когда один из учеников Будды, Малункяпутта, добивался у него разрешения недоумения: “существует ли Совершенный после кончины либо нет?”, Готамо ответил: “Нельзя сказать, что он существует, но нельзя сказать, что он и не существует; нельзя, наконец, сказать что он и существует и не существует после смерти”.

Тут, очевидно, мы попадаем в область, стоящую выше закона противоречия и исключенного третьего, в область металогического. Но в таком случае совершенствующаяся личность есть в каком-то смысле само Абсолютное, и уничтожение личной формы бытия есть какое-то самоосвобождение Абсолютного, выражающееся в горделивых заявлениях Будды о самоспасении.

Тут перед нами вскрываются кощунственные с религиозной точки зрения и философски непоследовательные учения пантеизма, чрезмерное сближение мирового бытия с Абсолютным, и внесение недостатков (“суеты”, “волнения”) в само Абсолютное.

Нам остается в заключение познакомиться с сопоставлением буддизма и христианства, завершающим ценный труд Кожевникова.

“Ни до буддизма”, говорит Кожевников, “ ни после него никто не отваживался на столь решительный шаг в сторону полной безнадежности; один буддизм осмелился совершить данный шаг, и в этом трагическое величие и воспитательная ценность его подвига, не превзойденного в своем роде в истории. Не в этом ли, гадаем мы, и его провиденциальная миссия в ходе развития религиозного опыта человечества. Так и кажется, что в сложном и таинственном плане Господнего мироводительства, поблизости со столькими поисками Бога, Истины, Правды, Красоты и Блаженства, и со столькими упованиями, окрылявшими дух человеческий в трудных путях этих поисков, нужно было явить во всей безотрадной силе еще одно течение: отказ от самых поисков всего этого, вследствие полного отсутствия упования в торжество чего-нибудь положительного. К устам человечества, жаждавшего спасения жизни, но столь нередко напоявшегося хмельною чашей чувственных вожделений и призрачных упований, прежде чем принять Чашу Спасения с призыванием в помощь Имени Бога Спасающего, необходимо было, ради научения противоположностью, приблизить чашу отчаяния, почерпнутую из мертвящих струй нирваны, дабы тем осязательнее и убежденнее понять и принять истину речения Спасителя: “без Меня не можете творить ничего” (Ин. 15:5).

“Глубже и живее кого-нибудь буддизм познал правдивость трагического вопля страждущего человека: “Немощен есмь” и в этом всемирно-историческая заслуга буддизма, в воспитательном, показательном смысле не изжитая еще и поныне. Но буддизм абсолютно не познал второй истины, немедленно следующей за первой; он не расслышал либо не захотел услышать второго клича души человеческой, клича верующего во спасение благодатью Божией: “Помилуй мя, Господи, яко не токмо немощен есмь, но и Твое есмь создание” (3-я молитва пред святым причащением, Симеона Метафраста). В лице буддизма тварь забыла и отринула своего Творца и Промыслителя, поставивши на Его место роковой, бессмысленный круговорот будто бы безначальных, слепых космических сил. Отсюда неутешная, неисцелимая скорбь буддийского пессимизма, этого законченного воплощения “души, не имеющей упования”. Утративши веру в Творца, она потеряла ее и в себя, а неверие и гордость помешали ей примкнуть и к третьему кличу “души болезнующей, помощи и спасения требующей”: “Творение и создание Твое быв, не отчаиваю своего спасения” (2-я молитва пред святым причащением, Василия Великого). “Твой я, спаси меня” (Псал. 118:94)”.

“Ясно и величаво выступает тут ободряющая, оздоровляющая, духовная сила христианства. В полную противоположность отрицательному буддийскому взгляду на жизнь, в христианстве высшее благо совпадает с вечною жизнью в Царствии Божием. И если жизнь представляется сравнительно малоценною, то потому только, что впереди сокровище неизмеримо ценнейшее. Не принижая достоинства даже несовершенной земной жизни, напротив, сводя небо на землю для свершения воли Отца Небесного тут, как и там, и тем освящая и само земное, христианство от несовершенного, бренного, человеческого и природного, тварного обращает взоры к наиболее и выше, чем естественному. Христианское разумение обретает это высшее в Боге, как абсолютном вечном бытии и абсолютной любви. Отказавшись от горделивых и противоречивых притязаний на спасение путем самоуничтожения, христианин прибегает к Богу Любви, который устами Кроткого и Смиренного сердцем приглашает нас: “Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные… и найдете покой душам ваши”“(Мф. 11:28-29), покой не нирваны, небытия вечного, а жизни в Боге, жизни вечной”.

В дополнение к книге Кожевникова я позволю себе высказать несколько соображений о буддизме. Нирвана буддистов есть высочайшее сверхмировое начало, столь прекрасное от нашего бытия, что никакое понятие, заимствованное из области мира, не применимо к нему. На всякий вопрос, есть ли Нирвана личность, разум, бытие и тому подобное, нужно отвечать: “Нет”. Таким образом, Нирвана есть Божественное Ничто в том смысле, что она есть нечто невыразимое в наших понятиях. Религиозный опыт, сосредоточенный исключительно на Несказанном, на Божественном Ничто, достаточно легко может привести к безличной пантеистической мистике. Роковым образом приходит к этому результату буддизм, начинающий собственные изические для погружения в Нирвану под руководством ложных метафизических учений и болезненных настроений, которые навсегда отвращают от мира и личного бытия.

Христианский мистический опыт тоже усматривает в Боге невыразимость Его в наших понятиях, так что Бог есть Ничто, как этому учит, так называемое, отрицательное (апофатическое) богословие, систематически выраженное в христианстве в творениях Дионисия Ареопагита. Но Дионисий Ареопагит не останавливается на этом отрицательном результате: он поясняет, что Божественное Ничто есть Сверхчто: Бог не есть личность в нашем смысле ограниченного бытия, но это не стало быть, что Он безличен, Он есть Сверхличное начало; Он есть даже не бытие, подобное нашему бытию, Он есть Сверхбытие и тому подобное

Отсюда открывается путь к положительному (катафатическому) христианскому богословию. Если Бог сверхличен, то Ему доступно и личное бытие. Мало того, Он, будучи Единым Богом, трехличен; Он есть сверхлично-личное начало. Противоречия между отрицательным и положительным богословием тут не получается: если Божественное Единое начало выражается в трех Лицах, то стало быть, что Его личное бытие глубоко отлично от нашего ограниченного единоличного бытия и термин личности мы применяем к Нему только по аналогии, указывая на то, что все ценное, имеющееся в личном бытии, есть в Боге, впрочем в такой замечательной степени, что все же нет тождества между понятием тварной личности и понятием Лиц Божественной Троичности. Их отличие от нас есть “металогическая инаковость”, согласно понятию, выработанному С.Л.Франком.

Перед нами встает теперь вопрос первостепенной важности для всего мировоззрения и для всей нашей жизни. Опираясь на свой мистический опыт, одни лица говорят, что Сверхмировое начало есть Сверхлично-Личное, а прочие говорят, что в нем вовсе нет личного аспекта. Кто прав представители сверхлично-личной либо безличной мистики? Перед нами два противника: один из них, христианин, видит больше, а иной, буддист, видит меньше, так что спор в главном пункте сводится к тому, что первый принимает утверждение второго и только привносит к нему дополнение, между тем как второй отрицает это дополнение. В таком споре чаще всего заблуждение оказывается на стороне отрицающего: весьма нередко человек чего-нибудь не видит, намного реже он видит то, чего вообще-то нет.

Неподалеку с главный неполнотой и вследствие нее в буддизме есть ряд прочих видов неполноты и, следовательно, отрицаний, которым христианство противополагает утверждение положительных начал, наиболее достаточно легко усматриваемых, чем область Сверхмирового, так что сравнительно без проблем можно доказать ошибочность этих отрицаний. В самом деле, буддизм отрицает субстанциальную сверхвременность индивидуального я, не видит абсолютных положительных ценностей в мировом бытии, не видит высокого смысла мирового бытия, отрицает абсолютную ценность индивидуального, неповторимого и незаменимого своеобразия каждой личности, как момента, необходимого для гармонической полноты мирового бытия, отрицает свободу и потому не понимает значения греха, как источника производных от него несовершенств нашего эгоистического царства бытия, не усматривает того, что индивидуумы, так как они освобождаются от греха эгоизма, способны к свободному соборному творчеству, осуществляющему совершенное добро Царства Божия, красоту, истину, нравственное добро, любовь, полноту жизни. Громадное количество этих отрицаний и обеднений миропонимания и мирочувствия указывает на то, что буддизм стоит на ложном пути.

Особенно убедительное косвенное доказательство ложности безличной мистики буддизма состоит в том, что она для объяснения происхождения мира принуждена прибегнуть к явно фантастической конструкции, ничего не объясняющей и исключительно усугубляющей трудности; в самом деле, отвергнув идею Творца и твари и поняв мир, как исключительно зло, исключительно недолжное, философия буддизма вносит зло в само Абсолютное, в котором зарождается непонятная “суета”, “волнен

 

 

Буддизм Буддизм
Мальчик родился с тридцатью двумя признаками «великого мужа» (золотистая кожа, знак колеса закона - Дхармы на ступне, широкие пятки, длинные пальцы рук, длинные мочки ушей и т. п.). Всё свидетельствовало, что его ждёт великое будущее в одной из двух сфер: либо он станет могущественным правителем (чакравартином), способным установить праведный порядок на земле, либо же будет великим отшельником. Папа Шуддходана желал, чтобы сын пошёл по первому из предсказанных ему путей. Впрочем аскет Асита Девала предрёк второй, сказав, что это случится тогда, когд ... Читать

Христианство - религия данная Богом Христианство - религия данная Богом
Христианство есть обновленный живой союз человека, с Богом, полный мира и любви обильный дарами божественной благодати Христианство; с одной стороны, есть восстановление и обновление первоначального союза человека с Богом, нарушено самим человеком; а с иной стороны он есть новое создание любви Божией, так как; оно ставить человека в благодатное теснейшее общении с Богом, не исключительно со своим Творцом, но и как любвеобильным Отцом-Спасителем. Поэтому христианстве содержит в себе такие истины, которые присущи исключительно ему, как новому единстве ... Читать

Иллюзорный потенциал мечты Иллюзорный потенциал мечты
Иллюзия и мечта включает имитацию сообщений о реальном мире. Мир никуда не исчезает, но сознание отражает свои объекты искаженного мировосприятия. Иллюзия является ошибкой в восприятии, вызванная неточностью или неадекватностью процессов неосознанной коррекцией образа. Иллюзия частичной погружает сознание в противоречивые с реальностью образы. Мечта хоть и не является реальной может включать в себя мыслимый действенный объект. Если мечта будет воплощена, то она представиться в действительной форме. Иллюзионная мечта искажает эту возможность. Мечта в ... Читать

Формула абсолютной любви Формула абсолютной любви
Немало философов, психологов, пытались глубоко понять вопрос любви. Но любовь – это подарок Бога, Высшего разума, и поэтому никто не может четко очертить границы любви. И все же человечество всегда стремилось и стремится дать объяснение такому близкому для него и такому до конца непознанному чувству. Философия говорит о трех видах любви (широко применяемые для определения любви на греческом языке): «eros», «filia» «agape».Эрос - симпатия, влечение, неистовство, чувственная любовь, направленная на то, чтобы пережить удовольствие, наслаждение. Но, сог ... Читать

Исполнение желаний Исполнение желаний
Три желания, три желания - данный рефрен пронизывает все легенды и сказания. Что же мешает человеку в исполнении заветных желаний?Вот тут-то мы и подходим к самостоятельно главному. К тому, в чем я не раз убеждалась при своем опыте использования знаний, в том числе фэн-шуй.Чем больше гармоничен человек, тем лучше он живет.Его внутреннее состояние созвучно состоянию природы. Он располагается в потоке жизни, у него все получается просто, задуманное производится и чудеса становятся нормой жизни. А уж если человек сознательно повышает уровень своих вибр ... Читать

Что есть Бог? Что есть Бог?
Разные религии давались разным народам в соответствии их культурным развитием на то время, в котором они жили, поскольку знаем что, человеческие цивилизации развивались неравномерно в силу различия удаленных друг от дружки территорий. Это в настоящее время благодаря исключительно телевидению мир стал един в одномоментном понимании любого события произошедшего на Земле.Появление религий на Земле было обусловлено необходимостью нравственной составляющей в поведении человека, что вышел из животного мира, это очевидно в силу похожести внутренних органов ... Читать

Дух Святой Дух Святой
Христос своим воскресением открыл дверь в Царство Духа для своих учеников: "Сказав это, дунул, и говорит им: примите Духа Св." (Ин.20:22) Именно это посвящение Христом учеников явилось актом соединения души с Духом Святым, в буквальном смысле этого слова! От прикосновения Божественного Дуновения душа человека оживает: "...встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос" (Ефес.5:14), "Бог ... нас, мёртвых по преступлениям, оживотворил со Христом, - благодатию вы спасены, - и воскресил с Ним, и посадил на небесах во Христе Иисусе..." (Е ... Читать

Управление своей судьбой Управление своей судьбой
Мы можем и, если хотите, дoлжны сотворить шедевр из собственной жизни! Исключительно тогда можно говорить о счастье данного воплощения, счастье создания своей судьбы! Не принимаются никакие отговорки о тяжелой доле, ссылки на гадалок, предсказавших испытания и страдания, и другие глупости в том же роде. Человек - центр собственной Вселенной. Мы испускаем те волны, которые творят нашу реальность, поэтому берем бразды правления в собственные руки и смотрим исключительно вперед и исключительно с оптимизмом.Пока мы говорили исключительно о том, наскольк ... Читать

Искупление грехов Искупление грехов
И правда, Бог был всегда милостив к человечеству и многократно посылал вестников указывавших людям путь настоящий. Библия упоминает, что когда большая часть израильтян отошло от Божественного пути, гнев Божий обрушился на них с такой силой, что во всемирном потопе Он погубил тогда весь существовавший мир, за исключением нескольких человек; это массовое уничтожение коснулось прочих обитателей земли намного больше, чем заблудших овец дома Израилева. Иисус явился в ту эпоху, когда плотность населения была намного больше, чем во времена всемирного потоп ... Читать

Даосизм Даосизм
Необходимо выделить многоликость даосизма. Есть так называемый «народный» даосизм, связанный с народными верованиями, культами и суевериями. Есть «религиозный», для которого характерно наличие ортодоксального духовенства, или сектантской структуры тайного общества. Есть мистический даосизм отшельников, вдали от мирской суеты ищущих бессмертия. Особое место занимает «философский» даосизм, представленный знаменитыми трактатами мудрецов Лао-цзы, Чжуан-цзы и прочих. Есть «имперский», адаптированный к государственной идеологии. Можно говорить ещё о неком ... Читать

Христианский аскетизм Христианский аскетизм
Когда душа, подвигнутая духовным действиям, приблизится к Божественному и через непостижимое общение уподобится Божеству, и просветится в своих движениях лучом высокого света, а ум сподобится ощущения будущего блаженства, тот да забывает и себя, и окружающих, и теряет, так сказать, и способность к самодеятельности в чём-нибудь. И в другом месте говорит: во время молитвы ум, сверх желания, восхищается к мыслям бесплотным, и никакие чувства не могут выразить сего. Тогда внезапно возжигается в тебе радость, язык умолкает, и не в силах будучи выразить в ... Читать

Вы спасетесь через него Вы спасетесь через него
Величайший смысл жизни Христа не в Его распятии. Распять и убить можно любого человека, но бездыханное тело Христа было воскрешено их мертвых. Он преодолел саму смерть, которая сама вынуждена была умереть. Для обычных людей – это, конечно, чудо, но не для Христа, потому что Он был Божественной Личностью. Он был Шри Ганешей, Он был самой Омкарой, поэтому мог ходить по воде, и сила притяжения не могла воздействовать на него… Это такая великая Божественная личность! Особым образом созданная для людей, чтобы они смогли распознать Его. Но они не распозна ... Читать

 

 

Добавление комментария
Тантрический секс – новый уровень чувственности
Тантра подразумевает соединение как тел, так и душ, и дарит удовольствие не только физическое, но и духовное. Однако в современном мире тантрический секс зачастую интересует людей только в плане получения дополнительного, неизведанного удовольствия от полового акта.Техника тан ...

Основные причины переедания
Многие рано или поздно задумываются о том, чтобы избавиться от лишнего веса. Но далеко не всем удается добиться заметных и стабильных результатов. Причин этому достаточно много.Человек остро реагирует на внешние раздражители и соблазны. Это может быть реклама, красиво оформлен ...

Как стать успешным человеком
Успешных людей не так уж и много, и поэтому сам собой напрашивается вопрос: «А почему? Может добиться успеха очень тяжело? А может просто люди не знают с чего начинается дорога к успеху?» Давай в этом разберемся!В нас постепенно начинают загружать провальную социальную програм ...

Смело идём на индуктотермию
Методика электролечения, основанная на принципе влияния на человеческий организм магнитного поля высокой частоты (от трёх до тридцати МГц) называется индуктотермией.Индуктотермия имеет благотворное и лечащее влияние на организм. Благодаря ней, увеличиваются кровеносные сосуды, ...

Уход за кожей лица и шеи с помощью натуральных средств
Какая женщина не хочет долго оставаться молодой и привлекательной, не мечтает об отсутствии морщин на лице и шее? Но чаще всего женщины больше ухаживают за лицом, забывая о том, что шея стареет гораздо быстрее и игнорируют уход за ней. Сейчас, когда открыто множество косметиче ...

Истинная опасность курения
Пристрастие к табакокурению сейчас ни для кого не является сенсационным открытием и к курящему человеку общество, как правило, относиться более чем гуманно. Но правильно ли такое отношение к табаку и тем, кто так крепко застрял в его сетях? Курящий человек на самом деле не в с ...

Зачем нужна утренняя зарядка
Далеко не все люди являются жаворонками (т.е. бодро просыпаются утром). Многие из нас любят поваляться подольше в кровати, понежится на мягкой постели. При этом организм полностью приходит в себя только примерно к середине дня. Что пробуждение было более быстрым, а день более ...

  
Карта Сайта | Нумерология